Россия-2030: Есть ли шанс что-то изменить не на словах, а на деле?
Внизу голосовалка с выбором сценариев из текста, который, по вашему мнению наиболее вероятен Напомню, что 2025 - 2030 начало нового сырьевого бычьего цикла.
На вопрос отвечает Яков Миркин, заведующий отделом международных рынков капитала ИМЭМО РАН
До 2030-го года осталось не так много, 13 лет — не срок. Но мы можем все больше отставать от мира. По , в 2030 году в России будут жить от 142 до 152 миллионов человек — примерно как и сейчас. Мировое население тем временем растёт на 1% в год. Сейчас на долю России приходится лишь 1,9% населения, через 13 лет будет 1,7–1,8%. А ведь ещё недавно, в 1991-м, было целых 2,7%.
Сколько россияне будут жить? Тот же Росстат обещает, что ожидаемая продолжительность жизни в России в 2030 году вырастет до 73,3–77,4 лет с нынешних почти 72 лет. Не очень оптимистичный прогноз. Даже если бы мы уже сегодня жили по 77 лет, то были бы только на 40–44-м месте в мире. Даже в Китае продолжительность жизни выше.
Но, может, у нас резко ускорится рост экономики, и мы будем жить хоть не дольше всех, но куда богаче, чем сейчас? Сейчас вся мировая экономика растёт на 3–4% в год, развивающиеся страны — на 4–6% в год, а некоторые, как те же Китай и Индия — и ещё быстрее.
В предыдущем десятилетии и российская экономика росла за счет цен на нефть такими же темпами, но эти времена позади. Недавно министр экономического развития Максим Орешкин , что ВВП России в этом году вырастет на 2%, и это подаётся как великое достижение. Власти видят впереди низкие темпы роста. В прошлом году на долю России приходилось 3,2% мировой экономики (ВВП по паритету покупательной способности), и если не произойдёт чуда, то к 2030 году наша доля сократится до 2,3–2,5%. Мир развивается слишком быстро, а мы плетемся в хвосте.
Мир меняется без нас
Мир меняется прямо на наших глазах. То, что казалось фантастикой ещё десять лет назад, сейчас становится реальностью. Этим летом в Дубае беспилотное воздушное такси. Оно может перевозить одного пассажира и 100 багажа, скорость полета — 100 километров в час. Автомобили-роботы Google в США намотали к маю этого года 3 миллиона километров. В Калифорнии бегает больше 200 таких автомобилей, но уже через пять-семь лет в мире будут ездить миллионы беспилотных машин.
Доля цифровых услуг в мировом экспорте услуг уже два года назад превысила 30%. Нефтяные, машиностроительные или финансовые корпорации — не самые дорогие компании. Их место заняли Apple и Amazon, и рядом — Facebook и китайский Tencent.
А что у нас? Россия даже близко не является лидером новой цифровой экономики. В 2012–2016 гг. производство вычислительной техники в России не превышало 4–4,5 долларов на душу населения в год. Импортозависимость — 80–95%. Хотя российские программисты известны всему миру, но в экспорте «цифровых услуг», включая софт, у России лишь 18-е место в мире — меньше 2% от мирового объема.
Даже в традиционных отраслях мы отстаём очень сильно. Россия потеряла «экономику сложных вещей» и критически зависит от импорта технологий, оборудования, инструмента и электроники, хотя и пытается стряхнуть его. В 2014 году Минпромторг , что Россия импортирует более 90% всех закупаемых станков, 80–90% радиоэлектроники, до 70–90% всех товаров лёгкой промышленности. Сейчас эта доля чуть снизилась в первую очередь за счёт политики импортозамещения, примерно до 75–85% — но она по-прежнему остаётся очень высокой. Сегодня мы 350 металлорежущих станков в месяц — это счастье, потому что два года назад их было 180–200. Мы покрываем всего лишь 8–10% ежегодного выбытия станков. У нас есть все шансы и в 2030 году жить так же, как и сейчас — обменом сырья на ширпотреб, технологии и оборудование.
Инновационная экономика? Только что «Росатом» о резком сокращении мирового спроса на строительство АЭС. А ведь именно в строительстве атомных электростанций позиции России действительно сильны. В 2016 году мы потеряли лидирующие позиции в мире по количеству космических пусков, уступив США и Китаю. На рынке коммерческого космоса — ожесточенная конкуренция и снижение цен. Несмотря на заявления о росте спроса на российское вооружение, зарекомендовавшее себя в Сирии, доля России и на этом стратегическом для нас рынке из-за стремительного развития китайского оборонпрома.
В этом, если вдуматься, нет ничего удивительного. В 2015 году в России стали регистрировать на 30% больше патентов, чем в 2001-м. Но за то же время в США количество ежегодно регистрируемых патентов выросло на 80%, в Израиле, во многом русскоязычном — на 180%, а в Китае — в фантастические 30 с лишним раз! В России стало заметно меньше учёных: только с 2013 года мы лишились 25% научных сотрудников, да и количество преподавателей вузов снизилось на 16,8%.
Ну а углеводородная экономика, кормилица наша? Её перспективы тоже под большим вопросом. Сейчас Евросоюз 25% всей электроэнергии получает из возобновляемых источников без использования нефти, газа, угля и «мирного атома». В США количество электроэнергии, вырабатываемой «ветряками», выросло в 2007–2016 годах почти в семь раз, и в течение года-двух ветроэлектростанции в Америке будут выдавать столько же энергии, что и ГЭС — и это притом, что в течение последних десяти лет потребление электроэнергии в США не растёт. Плюс к этому американские производители сланцевой нефти залили страну топливом, и Соединённые Штаты впервые за многие десятилетия начали продавать свою нефть за рубеж. Американцы рассчитывают превратиться — вместо импортера — в крупного мирового поставщика нефти, газа и угля на международный рынок. Если это произойдёт, то цены на топливо будут падать. Сырьевая картина мира к 2030 году может быть перекроена.
А как с конструкционными материалами? Россия — традиционно крупный экспортер стали и продуктов из нее. Между тем потребление стали на душу населения в Евросоюзе в 2005–2014 годах на 17%, в США — на 10–15%. По объемам производства и экспорта стали Россия осталась на уровне середины 2000-х годов. Зато Китай за последний десяток лет прирастил экспорт стали в размерах больших, чем все то, что делается на наших заводах. В том числе и поэтому мировые цены с конца 2000-х годов упали более чем втрое.
Мы бесконечно отстаем еще и потому, что стали экономикой латиноамериканского типа — с монополиями и олигополиями, со сверхконцентрированной собственностью, львиная доля которой принадлежит государству. У нас год за годом идут бесконечные переделы собственности, очень тяжелые налоги и административные издержки, избыточно сильный рубль, любовь к жёсткой денежной политике и дорогим кредитам. Как результат, наша экономика постоянно находится под угрозой финансового кризиса.
Быть иль не быть?
Какими мы станем в 2030 году? Можно прогнозировать четыре сценария макроэкономического будущего.
Сценарий «Цунами». Его вероятность — 10–15%. Такой сценарий может спровоцировать внешний удар вроде глобального экономического кризиса, многолетнего снижения цен на сырье или реализация внутреннего системного риска.
В таком случае обострение кризиса внутри страны, политический шторм, антизападничество, добровольная (или не очень добровольная) изоляция. Наша страна может стать «большим Ираном» — сырьевой или аграрной страной с милитаризованной экономикой, работающей на раритетной технике. Это страна, всё больше отстающая от продолжающего развиваться мира со сверхвысокими политическими рисками.
Власти наверняка попытаются рвануть вперед, запустив мегапроекты и выделяя огромные деньги на военные расходы. В результате рядовые граждане будут потреблять всё меньше, а государство — всё больше. Это позволит на какое-то время выйти на 5–7% роста ВВП, но затем мы из-за собственной изоляции неизбежно уткнёмся лбом в технологический тупик. Через пять-десять лет такой политики рост экономики рухнет практически до нуля, а то и вовсе станет отрицательным. Технологическое отставание от остального мира может вырасти до 30–40 лет.
Государству неизбежно придётся включить печатный станок и покрывать дефицит бюджета за счёт нерыночных кредитов и займов Банка России. Курс рубля вновь будет фиксированным, а затем рубль и вовсе станет неконвертируемым. Государство заморозит цены, и в результате в страну вернётся продуктовый дефицит: полки магазинов опустеют, как и в 80-х годах прошлого века.
Практически неизбежно дальнейшее огосударствление экономики — под контролем правительства окажется 80–90% всего производства. Финансовый рынок сократится в десятки раз, производительность труда и реальные доходы населения, и сейчас невысокие, снизятся ещё сильнее.
Сценарий «Замороженная экономика». Это наиболее ожидаемый сценарий, он реализуется с вероятностью 45–50%. По сути, он предполагает, что и в 2030 году мы будем наблюдать то же, что и сейчас — полузакрытую стагнационную экономику с устаревающими технологиями, с большими амбициями и со всё большей концентрацией сил и средств в оборонном комплексе.
Это будет типичная латиноамериканская экономика со сверхвысокой концентрацией собственности, огромной долей государства и избыточными регулятивными издержками. И если сейчас мы очень похожи на Бразилию, то к 2030 году Россия будет сползать к «Колумбии», а, может быть, и к Венесуэле. Весь интерес развитых стран будет заключаться в сокращении зависимости от России как якорного поставщика сырья, в том, чтобы у нас не начался хаос, пока эта зависимость ещё сильна.
В этом сценарии на горизонте 10–15 лет нас ждёт постепенное технологическое устаревание (при вечных попытках вложиться и «догнать») с дальнейшим упрощением структуры экономики относительно других стран. Это означает дальнейшую потерю обрабатывающей промышленности и её милитаризацию. В технологиях, оборудовании и инструменте будем полагаться на импорт из Китая и в меньшей степени, чем сейчас, из Европы. Расти быстро такая экономика не сможет. Можно будет рассчитывать на низкие 0- 2%, да и такой рост будет нестабильным — ВВП будет то падать резко вниз, то прыгать вверх вслед за мировыми ценами на сырьё.
И через полтора десятка лет мы будем наблюдать вечные скачки курса рубля, дорогие кредиты и высокую — более 10% в год — инфляцию. Нагрузка государства на экономику по-прежнему останется высокой — 36–40% ВВП. Заметного притока инвестиций из-за границы можно не ждать — иностранцы согласны будут вкладываться лишь в некоторые сырьевые проекты, либо в спекуляции. Реальные доходы населения заморожены, производительность труда если и будет расти, то медленно, но всё это будет сопровождаться бодрыми рапортами о трудовых победах и успехах экономики. Всё, грубо говоря, как сегодня.
Сценарий «Управляемый холод». Вероятность такого сценария — 30–35%. Он предполагает замену большинства управляющих во всех эшелонах власти, приход команд «спасения в минуты роковые» — молодых технократов под лозунгом рациональности, развития, модернизации. Но эти кадровые перестановки не будут подразумевать смену системы ценностей или вертикали власти. Скорее, это будет похоже на Испанию времён Франко середины 1950-х — начала 1960-х годов.
По сути, это приведёт к тому же, что и предыдущий сценарий, но с небольшой переменой декораций — точечными реформами и осторожной модернизацией отдельных частей экономики. Эффективность такой экономики будет чуть выше, её подверженность рискам — чуть ниже, а сползание к дестабилизации — чуть медленнее.
Сценарий «Внезапный поворот». Это самый неожиданный сценарий, вероятность его реализации — лишь 5–10%.
Реализуется он в том случае, если власти не на словах, а на самом деле захотят показать собственное «экономическое чудо» — сделать всё, чтобы высвободить энергию бизнеса и среднего класса, начать ориентироваться на рост качества и продолжительности жизни в России, на увеличение богатства российских семей из поколения в поколение.
В этом случае в экономике власти попытаются стать «либеральнее самых либеральных». Их действия будут направлены на максимальное удешевление кредитов, умеренное ослабление рубля, создание сильных налоговых стимулов для роста и модернизации, сокращение налогового бремени, урезание регулятивных издержек, подавление немонетарной инфляции, сильное антимонопольное регулирование, предоставление максимума льгот для среднего и малого бизнеса, в пользу роста активов среднего класса.
В мировой практике это называется «государством развития». Каждый экономический и финансовый инструмент, всю систему регулирования бизнеса власти подчиняют одной цели — стимулировать рост, модернизацию, повышение качества жизни. Все «кубики» для этого уже есть, как это сделать — . Не меньше 10–15 стран прошли через «экономическое чудо».
Неизбежно изменится политическая риторика, в ней будет сделан акцент больше на партнерство, чем на соперничество. Возобладает новый взгляд на эволюцию Европы (мост «ЕС + Россия» = интегрированная экономическая система). Постепенно, пусть с миллионом отступлений и конфликтов, США и ЕС возьмут курс на реальную интеграцию России в противовес радикализму, набирающему силу на Востоке. Региональные конфликты, в которые попала Россия, будут временно заморожены, как это случилось с Прибалтикой во времена СССР.
Реализация такого сценария позволит экономике России устойчиво расти в течение многих лет в среднем на 5–8% в год. Более того, в этом случае страна наконец сможет осуществить диверсификацию экономики — большую часть роста обеспечат несырьевые отрасли.
Будет много стимулов. Один из них — снижение налоговой нагрузки на экономику до умеренных 28–32% ВВП. Конечное потребление государства сократится до 14–15% ВВП. Инфляция, а вместе с ней и стоимость кредитов, снижаются до 2–4% годовых. Валютный курс стабилизируется сначала в районе 65–67 руб./долл., затем всё медленней, в меру ослабления инфляции, годами будет ползти ниже к 70–90 руб./долл. Рубль будет умеренно ослаблен к доллару и евро, чтобы стимулировать рост. Зато станут гораздо доступнее и дешевле кредиты, ипотека, деньги на финансовом рынке. Насыщенность кредитами экономики вырастет до 70–80% ВВП.
В такой экономике нет места госкапитализму: под контролем правительства постепенно останется лишь 20–30% ВВП. Одним из лекарств для этого станет приватизация в пользу среднего класса. С нынешних 25% вырастет до 40–50% доля среднего и малого бизнеса, заметно увеличатся и производительность труда, и реальные доходы населения.
Перед открытой экономикой, которая растет с темпами выше 5%, невозможно устоять. Начнется взрывной рост прямых иностранных инвестиций. Государство примет все меры поощрения, чтобы они шли прежде всего в несырьевые отрасли. Популярные сейчас инвестиции через офшоры постепенно сократится с нынешних 70–80% до 20–30%. Россия, последние годы стабильно теряющая инвестиции, в течение следующих 10–15 лет превратится в чистого импортёра капитала.
Пора выбирать
Только четвертый сценарий означает реальное развитие России и рост благосостояния её граждан. Он создаёт возможности для привлечения в Россию людей и технологий, капиталов и новых бизнесов, как Китай в последние два десятка лет. Такое будущее делает невозможность саму мысль об отъезде из России. Из удачного проекта не уходят и не уезжают, в него стремятся.
В отличие от четвёртого, первый, второй и третий сценарии делают экономическую и социальную стабильность с годами всё более хрупкой. Сама эта «стабильность» обречена на слом и нестабильность, не сегодня, так послезавтра. Согласно статистике, развивающиеся страны переживают один-два кризиса раз в 10–15 лет, особенно если эти страны жестко зависимы от курсов иностранных валют, цен на сырьё, от доступа к импорту технологий, да к тому же ещё и находятся под набирающим обороты внешним идеологическим и силовым давлением.
В ближайшие годы России предстоит столкнуться с сильнейшими внутренними и внешними вызовами. Нам, наконец, нужно решить задачу роста, модернизации, безопасности, качества жизни на уровне развитых стран мира. И это невозможно сделать, влача медленное, завистливое существование, когда, оглядываясь на проносящиеся мимо другие народы и государства, зависть берет от того, что где-то там, а не тут, есть настоящая, великолепная неизвестность, когда поднимаешься всё выше и дышишь всё свободней на высоте.
Пока же наша неизвестность — с поволокой горчицы, когда не выбраться из-под утюга, который шипит и медленно ползет — но вот куда, ему самому неизвестно.
